Симон был одинаково нелюбим как савойярами, так и новообретенными родственниками короля. «Они все как один завидуют ему, — думала королева. — Ведь по сравнению с ним они кажутся жалкими карликами». Однажды, высунувшись из окошка приемной, она милостиво пригласила де Монтфорта на ужин.

— Приходите к нам, когда пожелаете, — приветствовала она его у входа в обеденный зал. — Негоже графу Лестеру изо дня в день делить трапезу с худородными рыцарями, пажами да оруженосцами.

— Но я ничего не имею против такой компании, ваше величество! — возразил Симон. — Отсутствие титула — это ведь не порок и не прегрешение.

— Как странно слышать подобное из уст прирожденного вельможи! — И королева кокетливо указала ему на стул подле себя.

— Но ведь именно простые, незнатные люди своим трудом и отвагой сделали Англию великой страной, — усаживаясь на предложенное место, сказал Симон. — Ваш дед, — обратился он к королю, — считал, что простолюдины должны принимать участие в управлении государством. Мне думается, что со временем так оно и будет.

Генрих протестующе замотал головой:

— Мне хватает проблем с баронами и Советом. Если и простолюдины примутся вмешиваться в дела управления страной, она загудит точно пчелиный улей.

Королева лукаво улыбнулась и похлопала Симона по руке:

— А как насчет женщин? Их, по-вашему, также следует принимать в Совет?

— Кто знает? — усмехнулся Симон. — Возможно, когда-нибудь и они станут заседать в парламенте.

— Вы позволили бы подобное своей жене? — игриво осведомилась Красавица.

— Вот уж нет! Жена должна заниматься домом и детьми! — твердо ответил Симон.

— Теперь, дорогая, когда сэр Рикард де Бург отбыл в Одигем с принцессой Элинор, ты решила донимать своими колкостями графа Лестера, — тоном добродушного упрека обратился к жене Генрих. — А ведь ему скорее всего невдомек, что ты просто шутишь! — И он весело подмигнул Симону.

— Сир, — охрипшим от волнения голосом заговорил Симон, — я давно уже хотел наведаться в свои владения Лестер и Ковентри, если на то будет ваше милостивое согласие…

— Разумеется, поезжайте, — кивнул Генрих. — Но не задерживайтесь там надолго. Вы нужны мне здесь, чтобы охранять мою особу и держать в повиновении дворцовый гарнизон!

Королева подкрепила эти слова мужа самой пленительной из своих улыбок.

Симон с трудом дождался конца трапезы. Мысли об Элинор вновь овладели всем его существом, и он делал над собой мучительнейшие усилия, чтобы не утерять нить разговора и не ответить монаршим особам невпопад. Душа его ликовала. Через несколько часов он увидит Элинор, ощутит у своих губ нежное, ароматное дыхание. Какое счастье, что их ведичествам пришло в голову позвать его сегодня на ужин!

Он примчался в замок Одигем вскоре после полуночи и, не желая тревожить его обитателей в столь неурочный час, улегся на солому в глубине конюшни и немедленно заснул.

Ранним утром Симона разбудило прикосновение чьих-то торопливых пальцев к его восставшему за время ночного сна члену. Он вскочил на ноги и, увидев перед собой пухлую рыжеволосую девушку, отрывисто спросил:

— Кто ты такая и что здесь делаешь?

В глазах девушки читалось такое откровенное вожделение, что он невольно усмехнулся.

— Я… я — служанка. Я пришла к Тернеру, главному конюху, но он, наверное, ночевал нынче в своей хижине. А как вы здесь очутились, сэр?

— Я приехал из Виндзора с письмом для графини Пембрук.

— Ее здесь нет.

— Где же она?

Бренда потупила глаза и едва слышно пробормотала:

— Она вернулась в Виндзор.

— Лжешь! А ну-ка скажи мне правду, где твоя госпожа?

Бренда призывно взглянула на него и окрепшим голосом проговорила:

— Я… Это тайна! Пойдемте в мою комнату, там я вам все расскажу.

Симон достаточно хорошо разбирался в женщинах, чтобы не понять, какие чувства владели этой смазливой, разбитной служанкой. Но он был не настолько глуп, чтобы, рассчитывая на благосклонность госпожи, затевать интрижку с ее камеристкой. Сомкнув свои пальцы на ее горле, он потребовал:

— Скажи мне это теперь же!

— Вы… Вас послал епископ Винчестерский? — прошептала Бренда.

Симон помотал головой:

— Где Элинор?!

— Она уже три дня как уехала в Чипстоув, в Уэльс.

Де Монтфорт разжал руки и, галантно поклонившись, воскликнул:

— Благодарю вас от всего сердца, душа моя!

Элинор и ее сопровождающим потребовалось более трех суток, чтобы добраться до Уэльса, встретившего их холодным дождем, снегом и пронизывающими ветрами. В поместье Чипстоув и окрестных деревнях производилось все необходимое для поддержания жизни всех здешних обитателей. Здесь были собственная мельница, гончарная мастерская, кузница и сыроварня. Челядь замка и крестьяне заготовили множество провизии, которой должно было хватить на всю долгую зиму.

Элинор приветствовала управляющего и слуг на их родном языке и, велев Бетти присмотреть за разгрузкой многочисленного багажа, предложила сэру Рикарду и всем рыцарям отобедать вместе с ней в большом зале.

— Останьтесь здесь хоть на неделю, сэр Рикард, — обратилась Элинор к молодому рыцарю. — Пусть ваши люди как следует отдохнут. Я буду рада поохотиться вместе с вами в здешних горах, где водится столько пернатой дичи!

— Простите меня, миледи, но я должен отправиться в путь как можно скорее, — ответил Рикард. — Того и гляди начнутся снежные бураны, хотя теперь еще только сентябрь на дворе. Нам предстоит проделать немалый путь, и я не хочу рисковать. К тому же вы теперь находитесь под защитой чипстоувского гарнизона, и я могу заняться делами дяди Губерта.

Элинор не стала настаивать. Весь вечер они грелись у огромного очага, слушая протяжные валлийские баллады, которые исполнял старый лютнист.

На следующее утро опасения сэра Рикарда полностью оправдались: разразился неистовый буран. Симон де Монтфорт, достигший к тому времени берегов реки Северн, вынужден был просить приюта в замке Беркли. Когда шторм утих, он не рискнул пересечь бурный поток на своем жеребце и проехал несколько миль на север, к деревянному мосту. На все это, к немалой его досаде, потребовалось почти двое суток.

Рикард де Бург со своими людьми покинул Чипстоув, едва стих ураганный ветер. Он решил не мешкать, чтобы следующий буран не застиг их в пути.

Элинор вскоре наскучило вышивать, сидя у камина. За окном ласково, совсем по-весеннему пригревало солнце, и она решила выехать на соколиную охоту.

— Бетти, разыщи мои охотничьи перчатки и плащ, отороченный соболем! — приказала она служанке.

— Господь с вами, миледи, уж не на охоту ли вы собрались?

— Ты угадала! — засмеялась Элинор. — Не беспокойся, я не буду уезжать далеко от замка.

— Черные горы опасны в это время года, миледи!

— Да разве я поеду в горы, Бетти? Я немного поохочусь на ближайших холмах и вернусь через час или два!

Бетти поджала губы и, неодобрительно покачивая головой, помогла Элинор надеть платье для верховой езды, теплый плащ и меховой капор.

Элинор пришпорила коня и пустила его галопом. Она улыбалась ласково сиявшему солнцу, не замечая застывшего у самого края неба темно-фиолетового облачка. Сокол одну за другой приносил ей куропаток, с каждым разом улетая все дальше. Элинор следовала за ним. Когда она в очередной раз подкинула птицу вверх, поднялся легкий ветерок, но не успел пернатый ловец вернуться к хозяйке с новым приношением, как вокруг сгустилась тьма, поднялся ураган и мелкий колючий снег стал слепить Элинор глаза. Все окрестные холмы вмиг исчезли из виду, их поглотила непроглядная снежная мгла.

— Эй! Кто-нибудь! — в отчаянии крикнула Элинор, но голос ее потонул в реве стихии.

Она вспомнила, что где-то неподалеку должна была находиться охотничья избушка, и отпустила поводья своего коня, надеясь, что животное само найдет дорогу к убежищу. Но внезапно совсем неподалеку раздался треск сломанного ураганом древесного ствола. Конь испуганно шарахнулся в сторону, Элинор вылетела из седла и, ударившись виском о каменный валун, осталась недвижима. По щеке ее из-под мехового капора змеилась тонкая струйка крови. Над ней навис поваленный ветром ствол сосны, грозя в любую минуту грянуться оземь и придавить собой хрупкое тело принцессы.